добавил: 
Детство, как правило, всегда счастливое. Летом можно было и не одеваться. Бегали в трусах и босиком. Кто — то из пацанов выносил с собой кусок хлеба с маргарином и громко кричал — сорок один ем один. Но если кто-то вперед прокричит — сорок восемь половину просим, приходилось делиться. Зарплата зависела от сферы промышленности в которой работаешь. Например в торговле или легкой промышленности, он была «легкая». В начале 60-х после денежной реформы она составляла 30 рублей. Инженер, врач и школьный педагог получали в районе 80-90 рублей. Мотоцикл с коляской «Урал» или «Ирбит» были небывалой роскошью и один на всю улицу. Телевизоры с линзами ходили смотреть в агитпункты. В свободной продаже телевизоры были в селах, так как там не было вообще никакой трансляции. К примеру, телевизоры «Енисей-2» или «Рекорд» стоили 160 рублей. Программа была одна и только местная с 19 до 23 часов. На работу ходили по гудкам заводов. При чём у каждого он был свой. Последний, третий гудок подавался уже за 5 минут до начала смены. По КЗоТу 1957 года за прогул можно было схлопотать исправительные работы сроком до 6-ти месяцев с удержанием части зарплаты и лишиться очереди на жильё. Но безработицы не было. Все информационные щиты и тумбы были сплошь оклеяны объявлениями -«требуется, требуется». Неработающих зачисляли в разряд тунеядцев и отправляли на принудительный труд на «стройки народного хозяйства». Рестораны, кроме железнодорожных пустовали.
В дни получки и аванса мужчины после смены ручейками текли в пивнушки. Или рассжаивались с одной на трих под кусточками в скверах, обсуждая своих «злых» начальников наравне с вопросами внешней политики. Сочувствовали Партису Лумумбе, проклинали Эйзенхауэра. Там же шныряли вездесущие мальчишки с авоськами собранных пустых бутылок. Очищали их от сургуча, этикеток и пробок. И тут же, если успевали до закрытия, несли их в пункт приема стеклотары. Одна бутылка — одно мороженное или билет в кино. Сами мастерили самокаты на шарикоподшипниковом ходу, луки, арбалеты, клюшки, пугачи и поджиги. Кожаные мячи во дворе были редкостью. Играли резиновыми за 90 коп. На одну игру требовалось 2-3 мяча, так как они почему-то быстро протыкались и сдувались.
Зато велосипед был почти у каждого. «ПВЗ» и «ХВЗ» (взрослые) стоили в районе 50-ти рублей. Детский «Школьник» -28, а «Орленок» (подростковый) с хромированными крыльями — 43 рубля. По вечерам во дворах мужики играли в домино, громко стуча по столу. Втихоря наливали в единственный на компанию гранёный стакан плодово-ягодной. Стук игровых костей становился громче и отчетливее. Завтра рано на работу. Игроков за столиками сменяла молодежь, обсуждая дела насущные. Появлялась гитара. И кто-то выводя «восьмерочку» на струнах, заводил песню про встречу в городском саду или у «фонтана в платье темно-синем».
Жили не богато, но не злобно. Во дворе друг друга знали все. Попросить у соседа соли или хлеба до завтра было обычным делом. Так же как и позвать к себе на обед играющих во дворе ребятишек. Сегодня у одного перекусили — завтра и у другого. Драки были, но до первой крови. Лежачего бить — строго воспрещалось. После первой крови (обычно из носа) драка прекращалась и все опять становились друзьями. При личном выяснении отношений дрались один на один в присутствии друзей по двору или школьному классу. Выбирался судья, устанавливались правила. Нарушивший правила считался досрочно побеждённым и драка останавливалась.
Государственные праздники 7 ноября и 1 мая были особенными. Они объединяли народ, сплачивали коллективы. В колоннах демонстрантов вместе с родителями шли дети держа в руке профсоюзного картонного голубка на палочке или воздушный шарик, который ему же и оставался. На груди у каждого был подаренный памятный значок по случаю праздника. Тут же с машин продавали сладости в бумажных пакетах по руб. за штуку, лимонад и мороженное. Это не считая того, что такие «подарки» выдавались всем родителей по количеству имевшихся у них детей бесплатно по месту работы. Была действительно общая атмосфера общего праздника.
Особо вспоминаюся два случая из детства. Первый — приём в пионеры. Волнение было необычайным. Двоих из класса освободили от приема. Один возрастом не вышел, другого за плохое поведение. В ту очередную годовщину рождения Ленина 22 апреля денёк выдался солнечный, но довольно прохладый и ветрянный. Нас выстроили на площади у школы по форме — белый верх, черный низ. Понятно, в одних рубашечках и блузочках. Мы покрылись «гусиной кожей» и стучали зубами. У кого-то текли сопли. Но желание стать пионером было сильнее всего этого. Потом повели в кинозал, в фойе которого нас выстроили в полукаре. Школьное начальство и учители стояли напротив. Хором произннесли клятву — » Я пионер Советского Союза…». Школьная пионервожатая каждого вызывала по списку, повязывала на шее пионерский гастук и вручала значёк с изображением маленького Володи Ульянова… Будь готов! — говорила она «новоиспечённому». Всегда готов! — с пионерским приветом, еще не умело подняв руку над головой, отвечал член нового коммунистического сообщества. Переполненных детским счастьем и важностью своей значимости, враз повзрослевших, нас почему-то повели в другой клуб, где показали фильм о кубинской революции. Назад до школы мы шли строем и пели песню «Куба любовь моя, остров зари багровой…». При этом каждый незаметно посматиривал на свой галстук. Так до вечера и бегали во дворе с галстуком на шее, привлекая внимание своим новым статусом.
Второй случай тоже произошёл в апреле. Тогда денежные купюры были новенькими, пахнущие краской и их старались не мять. Новые монеты не успели даже потускнеть. По радио, перед трансляцией московского точного времни, уже звучали знакомые позывные «бип, бип». Весна выдалась ранняя. Был солнечный теплый день. Нежно-зеленым ковриком в просохших теплых проталинах всходила травка-муравка. Скворцы обустраивали свои скворешники, жильцы домов под окнами разбивали клумбы под цветы. Женщины соскребали с оконных рам зимнюю замазку и мыли стекла хозяйственным мылом. Мы с пацанами играли в пристенок на фантики. А, что еще делать ранней весной в такую погоду? Неожиданно из какого-то открытого окна мы услышали громкий и радостный женский голос — слушайте радио, слушайте радио! Космонавта запустили! Люди стали выходить на улицу переспрашивали друг-друга. Кто-то говрил, что мы человека в космос запустили. Все хотели подробности. Позвали слушать сообщение ТАСС. Я прибежал домой и услышал это сообщение. Оно было коротким. Я запомнил фамилию космонавтва и узнал, что он благополучно вернулся на землю в отличном самочувствии. Что тут началось! Весь город высыпал на улицы. Обнимались целовались и поздравляли друг-друга. Женщину плакали. Мужчины рапрямили плечи. Это что-то напоминало объявление окончания войны в 1945-м. Сплочение народа и гордость за СССР были невероятными. Вечером мужики спорили в каком звании Гагарин полетел в космос. То ли старлеем, то ли капитаном. Кто полетит следующий и когда полетят на Луну. Обсуждали во всех дворах до поздней ночи. Я тогда даже и не подозревал сколько в городе гармонистов. Чуть ли не до утра были песни и пляски. Хотя это был обычный рабочий день. Среда.
***
Для наглядности некоторые примеры зарплат:
1) доцент (с ученой степенью) – 320 руб.
2) лейтенант – 230 руб.
3) судья – 210 руб.
4) старший преподаватель (без ученой степени) – 170 руб.
5) водитель троллейбуса – 140 руб.
6) учитель – 132 руб.
7) бухгалтер в банке – 120 руб.
Один рубль:
— полноценный обед в столовой;
— поездка на 100 км автостопом (копейка — километр);
— 33 стакана лимонада с сиропом;
— 50 звонков из телефона-автомата;
— 100 коробков спичек;
— 5 стаканчиков «Пломбира» или 10 — молочного мороженого;
— 20 поездок в троллейбусе или на метро;
— 4 буханки белого хлеба (по 900-1000 граммов);
— 5 литров разливного молока;
— 20 походов в кино на дневной сеанс;
— 2 бутылки хорошего пива (еще и сдача);
— 8 пачек плохих сигарет (Памир);
— к концу лета можно было купить на базаре 6 кг арбузов или 3 кг дынь;
— 5 походов в мужскую парикмахерскую или баню;
— стоимость суточного койко-места «дикарем» в курортный сезон на юге.
Три рубля:
— обед на 5-6 персон в заводской или школьной столовой;
— обед в ресторане на одного;
— хорошая книга;
— кукла или другая игрушка отечественного производства;
— бутылка нормального вина (типа«Крымского»);
— культпоход в выходной всей семьей, включая перекус;
— пачка импортных сигарет;
— сумма в кармане ребенка, при которой ему жутко завидовали другие дети.
Пять рублей:
— килограмм вырезки на рынке или 2 кило мяса в магазине;
— бутылка водки (с закуской);
— почти что месячная квартплата на семью;
— поездка на такси «с шиком»;
— килограмм очень хороших конфет.
Десять рублей:
— сумма, которую занимали до получки, она же – о которой не стыдно напоминать занявшему;
— универсальная валюта за разные бытовые услуги;
— огромная палка дорогой кооперативной колбасы;
— дорогая техническая или настольная игрушка, типа машинки или бильярда.
Двадцать пять рублей:
— билет на самолет местных авиалиний (например, Ленинград – Москва: 18 рублей);
— кутеж «по полной программе» в ресторане;
— услуги дорогой путаны.
Пятьдесят рублей:
— подростковый велосипед;
— маленькая пенсия;
— стипендия студента-хорошиста;
— профсоюзная путевка в Приэльбрусье на 2 недели — 30 рублей.
Сто рублей:
— билет на самолет на юг (туда и обратно);
— месячная зарплата бедного инженера-выпускника ВУЗа (точнее, оклад в 120 рублей);
— хорошая пенсия.
***
Жили скромно, но весело и дружно. Во время праздников после демонстраций собирались всей семьей со всеми ближайшими родственниками. Был стол, была выпивка и были песни. Мы с братом очень любили слушать песни. Моя бабушка знала много народных песен и мы дети слушали, эти иногда печальные завывания о том, как где-то замерзал ямщик или о любви. Потом непременно бежали во двор и там играли лазая по деревьям, привязывая веревки и делая импровизированные качели, а зимой прорывая целые туннели в снегу и мастеря пещеры. Мы дети были счастливы. Вспоминая детство я не помню хмурых лиц. Я никогда не видел в детстве бомжей, валяющихся пьяных или людей просящих милостыню. Нет один раз видел, бабушек возле церкви. По телевизору очень редко показывали мультики и детское кино, в основном только по выходным и в каникулы. Поэтому все дети рвались на улицу, там были друзья, там были прятки, догонялки, чехарда, в пекаря, жмурки, казаки-разбойники, морская фигура замри, пионербол, футбол, двенадцать палочек, московские прятки, глухой телефон и много других игр. Конфеты в основном были по праздникам, а игрушки дарили редко, в основном на День рожденье и Новый год. Весной мы бегали босиком по лужам, а 7 июля обязательно обливались. А ещё по субботам нам показывали кино. По всему городу были агитплощадки и вот в субботу приезжал киномеханик и нам бесплатно показывал кино. Когда начинало темнеть взрослые и дети занимали скамейки и смотрели кино. Родители никогда не пугали нас какими-нибудь маньяками или наркоманами. Мы даже не знали, что такие люди бывают. Мороженое стоило 10-15 копеек. а билет в кино 15-20 копеек. Это было счастливое детство.
***
Я помню мартовскую въюгу на сельской школьной площадке. И окаменевшие в трауре лица людей, по поводу кончины Вождя. Помню скоблёный деревянный стол в углу, освешенный керосинкой, и склонившуюся над школьными тетрадками маму с красным карандашом в руке. И вкус сваренной отцом затирухи — бульона из мучных катышек, сдобренного чайной ложечкой растительно масла. Я помню деревянный двухэтажный барак, денно и нощно содрагавшийся от продящих неподалеку ж.д. составов. И чёрный снего моего детства от дымящих заводских труб и паровозной копоти. Заводские гудки в три смены, в насквозь промышленном городке с его зэковскими бараками и камерами вдоль длинных каридоров, переданых властью под жильё для рабочих семей. И коттеджы для партхозактива с домработницами и запахом копченостей. Помню свой летний минимум одежды — пару трусов; сатиновых для улицы, и саржевых «на выход», сшитых дома на машинке «Подольск», купленную на «декретные». И магазинные полки, завленные консервированными крабами и ананасами, шампанским и ароматными коричневыми колясками колбасы. И как смотрели мы на это широко открытыми глазами. Как на несбыточную мечту, жуя вкусную хлебную горбушку, намазанную новинкой пищепрома — маргагуселином. Я помню десткую радость от помывки в городской общественной бане в «царском» номере с ванной и душем. И удачу потрогать руками блестящее авто заводского начальника у проходной. Помню недоступные по ценам базарные фрукты от приезжих узбеков. И вкус моего первого новогоднего мандарина в стационарном отделени гостроэнтерологии. Многчасовые очереди за хлебом по две буханки серого на руки и сдобной булочкой для детей до 5-ти. И, конечно же, обязательную детсадовскую столовую ложку рыбъего жира перед обедом. И это тоже был СССР.
***
Я помню что как то не могла улететь из Благовещенска в Москву летом. Билетов не было и народ ночевал возле касс. Я набралась наглости и зашла на командный пункт к пилотам. И попросила меня довести до Москвы, очень нужно было попасть вовремя. На меня посмотрели как на свалившуюсяс Луны. Но мне правда очень нужно было, меня любимый ждал в Домодедово и даже на все зарплату машину заказал до Красногорска. Я так честно все и объяснила. И меня провели черерез КПП и посадили в кабину пилотов. В Новосибирске правда стюардесы помогли переодется, одели пилотку и рубашку, на всякий случай чтоб контроль ничего не заподозрил. Даже денег не взяли… И я до сих пор не знаю как отблагодорить тот экипаж, мучуюсь…
***
Вскоре после даманских событий я, на срочной, попал в полк, котрый отбивал остров от китайцев. Напротив КПП находились 9 мраморных надгробий погибших там солдат с девятнадцатилетним героем Советского Союза Ореховым В.В. В штабе полка одно из помещений было оборудовано под музей, где среди прочих экспонатов о той «войнушке», по сложившейся традиции, стояла свжеструбленная березка с о. Даманский. Иногда березки привозили пограничники, иногда сами за ними ездили за 70 км. Время было тревожное, неспокойное. К учебно-боевым тревогам по ночам, как-то быстро привыкли. Но случались и боевые. Шли, как на войну. Ощущение непередоваемое. Полная отрешенность, и ты уже не ты, а часть боевого механизма. Дедовщина и тогда была. Но до рукоприкладства не доходило. Одному «деду» дали 2 года штрафбата за, что молодого солдата-водителя заставил изображать езду на автомобили ползком с тумбочкой на голове. А за драку в столовой, другой отправился на 5 лет в колонию по статье «хулиганство». Обычно дедовщина выражалась в заставить за себя пришить подворотничок, почистить сапоги или сходить в столовую выпросить хлеба. За отказ можно было схлопотать наряд вне очереди, а потом, как правило, отставали. Все понимали, что граница в четырёх километрах.
Природа на Дальнем удивительна. Черные сучковатые ветки деревьев и кустарников на фоне желтого на закате неба так напоминают картины китайских пейзажистов! Зима начинается поздно, и совершенно фантастический выглядят заснеженные сопки с красными дубовыми рощами! Липы там цветут в июне, заполняя все пространство запахом меда. А по вечерам — мощный лягушачий хор, по своей силе сравним с шумом авиционного реактивного двигателя. Бывало на тактических занятих, по команде — «вспышка справа», упадёшь в траву ногами к ядерному взрыву, поднимешь голову, а перед глазами огромные розовые пионы… И будоражущий запах гражданской жизни, осязаемой всем телом, каждой клеточкой, юности… Эх, где же вы, наши девчонки? Тут столько цветов зря пропадает!
Уж, лет сорок прошло. Половину из них тянуло в те места. Туда, в армейское братсво. До сих пор снятся лица однополчан, многих помню по Ф.И.О. и окуда они родом. Мы же с ними каждый день, считали сколько нам до дембельского эшелона осталось. А один и тот же сон сниться всю жизнь. Отслужил я два года, дембель уже. А меня уговаривают отслужить еще два года. Останься, останься. Надо! Останься. Я, как бы, в своем сне понимаю, что служба-то закончилась и, вроде, давно уже дома. И, соглашаюсь. Думаю следующий раз такое присниться — точно откажусь. И опять остаюсь.
В то время в армии отпуск давали далеко не всем, а в качестве поощрения. 10 суток без дороги. Опоздай назад на сутки — штрафбат. Уже на втором году службы получил я в штабе командировочное предписание на проезд по ж.д. и 10 рублей отпускных, дополнительно к жалованию. К 10 суткам добавили 14 на дорогу. Поездом я добрался до Хабаровска на свои «кровные», а там в аэропорту по командировочному взял билеты на самолёт домой и обратно, доплатив один рубль. Вот такие тогда были правила. Причём сначала до Новосибирска, а потом самолётом местной авиалинии. Тогда и такие были. Кто летал из Хабаровска занет аэропорт. На втором этаже есть выход на длинную терассу с видом взетного поля. Вот на нёй я и ждал свой Ил-18, каждые пять минут бегая к диспетчеру с вопросам скоро ли посадка. Ждите, смотрите на табло, ждите, смотрите на табло. Толи табло сильно отсвечивало, то ли строчка моя не включалась. Вобщем прозевал я свой Ил. Увидел, когда он уже на взлётную выруливать начал. Отчаянью не было предела. Возвращаться в часть? Можно было и обменять билет, заплатив половину стоимости рейса. Рублей сорок. А меня всего 15 осталось. Правда ближайший самолёт Ту-114 отправлялся минут через 30 до Омска. Омск тоже в мою сторону, решил я, долечу, а там что-нибудь придумая. Так как и билет от Новосибирска до места уже не годился.Выскочил я на летное поле и к Ту. А там уже и посадка закончилась. Экипаж ждут. Я к стюардессе, так мол и так. Хорошие же люди тогда были! Спрятала меня под трапом, пропустила экипаж, а потом и мне знак подала. Не, на этом приключения только начались. Маршрут-то длинный. Приземлились мы в Иркутске на дозаправку. А там снег стеной. Тьма кромешная. Все пассажиры ушли в аэропорт, а мне, как нелегальному, было велено не высовыться. С полчаса прошло. На борт поднялась моя проводница с кем-то из членов экипажа. Тот посмотрел мой билет, дико смеялся и сказал — вон твой Ил приземлился, иди туда на своё место, они тебя потеряли в Хабаровске. Повезло, что Ту реактивный и мы уже в полёте обогнали Ил, и в Иркутск намного ранье прилетели. А может тот еще где садился по пути. Был октябрь, но в Новосибирск прилетели засветло. За счёт разницы во времени. Через час я уже был в городском аэропорту, но у них рабочий день уже закончился. Благо тут же была гостиничка для своего персонала. Мой местный самолётик должен был лететь в 8 утра. Ну, наверное, он так и улетел. Без меня. Ночлежка стоила тоже рубль. Хорошо помню он у меня был металлический с профилем вождя. Там всего-то два номера было. И оказалось без свободных койко мест. Ну не на стуле же в коридоре… Сжалилась надо мной кастелянша, а может рубь возвращать не захотела и отвела меня в другое крыло в комнату с единственной кроватью. Не беспокойтесь, мы тут всех будим в 6 утра и закрываемся до вечера — заверила она. Мать родная! Перина, две здоровенные пуховые подушки, пахнущие свежестью, чистейшее белье! Это же не поролоновый матрасик на твердой содлатской кровати. Толи я отвык от такой роскоши, толи устал, то ли переволновался за день, но проснулся от яркого солненчного света, идущего через окно над головой. 11 утра! И гробовая тишана. Одеваться нас научили за время горения спички. Но я напрасно побил личный рекорд. Входная дверь была запрерта, в гостиннице — ни души. Правда, вскоре пришёл сторож заварить чайку. Да-подтвердил он. Часов в шесть все и ушли, а вот я караулю тут. А самолеты до вечера только на посадку. Все улетели — добавил он. Как налзло на вокзале остались места только в купе. Авиабилет в обмен не прошёл. Отдал червонец. На последние дал домой телеграмму и купил два пирожка с ливером по 4 коп. за штуку. Осталось 2 копейки. Ехать часов 12, в ночь. Только устроился в своем купе в пустом вагоне, как подошла молоденькая девушка проводница и настойчиво стала предлагать взять бельё за рупь. А у меня не то, что рубля… Так мне неловко стало, жадным никогда не был, а она выручку от этого теряет. Показаал ей свой авиабилет в качестве доказательства происшедшей со мной историей. Учтиво отказался взять бельё за бесплатно и вышел без шинели на холод. В тамбур. Так всю ночь и простоял в своё наказанье. До своей станции.
***