добавил: — Отличная вещь, — сказал мистер Кауфман. – Просто замечательная вещь. Даже жаль, что она не полетит.
— Вы так думаете? – спросил старик.
Мистер Кауфман был облачен в темный костюм, верх респектабельности. Галстук старательно рассекал белый треугольник на груди точно пополам. Пыль старалась не оседать на туфли мистера Кауфмана.
На старике были простые башмаки и выцветшие штаны. Ворот мятой рубахи был расстегнут, слабый ветер легко трепал тонкие седые волосы.
Они были совершенно непохожими друг на друга, но оба стояли на одной и той же сухой каменистой земле, поодаль от них темнел старый дом, еще дальше – амбар. Деревья у дома, кусты – редкие кусты до самого горизонта. И – ни строения больше.
Кроме одного: рядом со стариком и мистером Кауфманом возвышалась, нацелив нос в зенит, ракета.
— Так вы думаете, что она не полетит? – повторил старик.
Мистер Кауфман усмехнулся половиной рта:
— Откровенно говоря, да.
Старик промолчал.
Мистер Кауфман кинул быстрый взгляд на кейс, который держал в руках, словно надеялся извлечь из него аргумент в пользу своего мнения. Потом перевел взор на ракету, вокруг которой они со стариком ходили последние полчаса.
Ракета стояла, как гигантский гномон – тень от нее медленно удлинялась по мере того, как солнце, похожее на горлышко тигля с остывающим металлом, сползало к краю долины. Она была необычной. Мистер Кауфман попытался найти ей определение. В голове у него завертелись мягкие валики, литеры на гнутых лапках отпечатали слово – чудная. Да, именно чудная – ракета выглядела, как воплощенный в жизнь замысел чудака, или как рисунок из старого комикса, или как суждения ребенка о том, что представляет собой ракета. Серебристая сигара с острым носом и выпуклыми боками, поверхность – будто лоскутное одеяло, вся из отдельных металлических пластинок. Три иллюминатора – по вертикальной линии. Открытый овальный люк, с приставленной алюминиевой лестницей. Конусные раструбы, прилепленные снаружи к нижней трети ракеты, и уголки стабилизаторов – в трети верхней. Удерживали ракету какие-то нелепого вида подпорки.
— Ракеты такими не бывают, — произнес мистер Кауфман.
— То же самое наверняка говорили поначалу конструкторам кораблей, которые поднимаются сегодня каждый месяц, — отозвался старик.
Мистер Кауфман открыл и закрыл рот.
— Послушайте, — начал он. – Это – не ракета. Ее аэродинамическая форма… Черт, даже не верится, что вам приходится объяснять такое. Кто рассчитывал кривые ее контуров? Кроме того… В ее покрытии есть титановые пластины, но их совсем немного. Большая часть поверхности – сталь. Отличная, но – сталь. Она не выдержит нагрева при прохождении сквозь атмосферу. Уплотнение люка – каучук. Кольца иллюминаторов скреплены болтами. Ваша ракета больше похожа на подводную лодку, даже – на батискаф, поскольку она не снабжена гребным винтом. Сомневаюсь, однако, чтобы кто-то согласился подвесить ее на тросе к кораблю – слишком тяжела.
— Зачем вы мне все это говорите? – спросил старик.
Мистер Кауфман ответил:
— Мы выполнили ваш заказ. Вы, наверное, вложили в него все свое состояние. Вам и его не хватило бы, если бы не помощь всех ваших друзей. Когда мы заключали контракт, я, признаться, не верил, что найдется столько сумасшедших, чтобы… Я ошибся. Сегодня работа сделана. Вам не к чему придраться – мы выполнили все ваши указания, материализовали каждый чертеж. Вы, конечно же, поставите свою подпись на приемочном документе – это, в сущности, уже простая формальность. Но я – я хочу понять.
Старик кивнул:
— Мы с вами по-разному смотрим на одни и те же вещи. Я знаю, что способность отражать – неотъемлемая часть зеркала. Вы – царапаете ногтем амальгаму. Все на свете совершает то, для чего оно предназначено. Не нужно прилаживать второй рог единорогу. Если вам действительно потребуется переплыть океан – вы сделаете это на лайнере, или на яхте, или на плоту из бревен.
— Это не одно и то же.
— Ракета имеет цель. Посмотрите на нее. Вы сделали ее именно такой, какой она мне нужна. С любовью и старанием. С точностью и аккуратностью. Вы создали почти живое существо.
— Мы всегда тщательны в выполнении своей работы.
— Да, да! Миллионы клепок, тысячи болтов и гаек. Сталь, титан и алюминий. Латунь и бронза. Корпус, прочный, как алмаз — скорлупа самого необычного в мире моллюска. Искусственный хрусталь для окон – чистый, не уступающий природному, все равно, что глаза. Каучуковые уплотнения – перетяжки и сфинктеры. Сверхгибкие канаты-элероны – металлические мускулы. Сотни метров медного провода – нервы, пронизавшие ракету насквозь. Золотые нити – они почти невидимы, но тянутся от носа до хвоста.
— Золота там не хватит для двух зубных коронок, — вставил мистер Кауфман. – Какой ток по ним вы собираетесь пропускать?
— В ракете пахнет металлом и корицей. Запахи напористости и постоянства, перемен и традиций. Противоположности, скажете вы? Так оно и есть, ракета состоит из них и среди них существует. Кусочек металла, зажатый между ледяным космосом и огненной несущей струей. Игла, притягивающая друг к другу края прорехи между мирами. Вы мечтали когда-нибудь пронизать космос?
— Мальчишкой, должно быть, — осторожно признался мистер Кауфман.
— Сесть в кресло пилота, подождать, пока ракета не привыкнет к тебе. Стать ее частью, взять у нее силу и подарить взамен цель. Повернуть ключ в положение «старт», пережить восторг пробуждения ее организма. Ракета поднимется – сначала тяжело, будто ребенок, делающий первый шаг, недолго побалансирует на своем огненном пьедестале, потом – рванется ввысь! С ревом и дрожью, как зверь, начавший бег и наслаждающийся своими свободой и силой. Земля уйдет вниз, вы увидите, как она вогнется чашкой, и решите, что поверхность ее вдавливается внутрь под напором пламени из сопел. Выше, выше! Голубое за иллюминаторами посинеет, синева станет фиолетовой, ненадолго плеснет красным и пурпурным, а потом – слепящая чернота с неподвижными огнями. Звезды! Знаете ли вы, как смотрят немигающие звезды?
— Нет, — сказал мистер Кауфман. – Не знаю. Но я знаю другое: большая часть приборов на панелях не имеет подписей. Для чего они?
Старик словно очнулся.
— Я знаю, для чего они нужны, — проговорил он устало. – Другого пилота у ракеты не будет. Для чего мне лишние таблички?
Мистер Кауфман покачал головой.
— Боюсь, мое недоумение так и останется со мною. Давайте лучше подпишем бумаги.
Он извлек из кейса бланки, положил их на крышку, а кейс – на сгиб локтя. Старик достал из нагрудного кармана чернильную ручку, свинтил колпачок и поставил подписи везде, где указал палец мистера Кауфмана, сиявший розовым ухоженным ногтем. Вновь навинтил колпачок.
— И когда же вы отправитесь? – спросил мистер Кауфман, убирая документы.
— Сегодня, — просто сказал старик.
Мистеру Кауфману показалось, что он ослышался. Он оглянулся.
— Тогда почему мы одни? Где ваши друзья? Где газетчики?
Старик улыбнулся чуть смущенно:
— Они непременно были бы, если бы знали дату отлета. Точнее, они полагают, будто знают ее. Я солгал – мне очень неловко, но я сделал это.
— Но почему?
— Вы представляете, что бы здесь творилось? Толпа, бестолковая суета. Меня просили бы взять спутника – это наверняка. Очень трудно отказать людям, которые тебе помогли, даже если знаешь, что выполнить их просьбу невозможно. Потом – пришлось бы отлавливать зайцев. Мне ли не знать? В ракете множество укромных мест. Обнаружить попутчика, когда уже поздно что-либо сделать… Это было бы катастрофой. И еще – вездесущие репортеры. Их невозможно остановить. Что, если кто-нибудь сунется под дюзу? Поэтому я улетаю сегодня.
В голосе мистера Кауфмана зазвучала несвойственная мягкость:
— Куда же вы полетите? С вашими запасами воздуха, провизии, с вашими топливными баками. На орбиту?
— Дальше.
— На Луну?
На лице старика впервые появилось удивление.
— Луна? Нет. На Марс. Конечно же, на Марс.
— Ах, на Марс… Конечно, как же я не подумал! Где же вы намерены заправиться?
— Ракета заправлена. Конечно, это вовсе не то, чем гордятся на мысе Канаверал, но уверяю вас: в баках ракеты лучшее горючее, какое только можно достать в наших краях.
Мистер Кауфман нервно хихикнул.
— Лучшее горючее в ваших краях?! – взвизгнул он. – С заправки дядюшки Римуса? Вы не забыли получить наклейку на стабилизатор – Смоляное Чучелко?..
Старик засунул руки в карманы.
— Мне больше нечего здесь делать, — сказал мистер Кауфман. – Я уезжаю. Попрошу вас только об одном. Не подносите спичку к фитилю вашей адской машины, пока я не отъеду миль на десять.
— Обещаю, — очень серьезно сказал старик. В глазах его крутились звезды.
Мистер Кауфман сел за руль своего автомобиля. Колесо фыркнуло, выбросив песок – мистер Кауфман тронулся с места быстрее, чем принято среди респектабельных господ. Старик проводил его глазами. Постоял немного. Возвращаться в дом было незачем. Он принялся взбираться по лестнице к люку. Солнце почти село.
Старик толкнул тяжелую дверь – она мягко легла в паз, шурша каучуковым уплотнением. Вытащил из шкафчика комбинезон – прорезиненный текстильный наряд. Долго натягивал его на себя. Пробрался в рубку.
В рубке он сел в единственное кресло. Пристегнул ремни с неуклюжими пряжками. Старику было жарко, волосы прилипли к мокрому темени. Старик терпел – в ракете имелись емкости с аммиаком, контур охлаждения проходил в стенах. Нужно было только дождаться, когда механизмы ракеты заработают и наберут полную силу.
Ракета просыпалась. Отовсюду слышались шорохи и щелчки – неравномерно остывал нагретый солнцем металл, воздух самостоятельно бродил по системе вентиляции. Старик стукнул по стеклышку ближайшего циферблата – стрелка качнулась непринужденно, скользя остриями оси в рубиновых втулках.
Старик раскрыл чистый бортовой журнал. Свинтил колпачок с ручки, проставил дату первой записи. Сверившись с хронометром, указал время. Помедлил, умеряя биение сердца, и написал: «Сегодня стартует Первая марсианская экспедиция. Состав экипажа – один человек: Рэй Дуглас Брэдбери». Вздохнул. И положил руку на рычаг.
Мистер Кауфман вжал педаль тормоза, как только заметил в зеркале вспышку. Выскочил из машины, обернулся. Там, откуда он недавно отъехал, по горизонту вспухло пыльное облако. Над облаком таяла вертикальная темная полоска. Еще выше в небе сияла огненная звезда. Мистер Кауфман забыл выключить зажигание. Двигатель деликатно, как на фуршете, потреблял бензин. Издали пришел гул. Уменьшавшаяся звезда уносилась в вечернее небо – к таким же звездам, еще меньшим. Мистер Кауфман задрал голову. Что-то прошептал. Долго следил за сверкавшей точкой, пока не потерял ее в россыпи разгоравшегося Млечного пути.
© zh_an